– Не каркай, – махнул рукой Девяткин.
Он подошел к деду, угостил старика сигаретой и спросил, давно ли начался пожар. Старик медлил с ответом. Прикурив, собрался с мыслями, одной рукой он почесал ухо, другой крепче оперся на палку.
– Час уже точно горит, – наконец, ответил дед и задал свой вопрос. – А вы к Кольке приехали, к Попову?
– К нему самому, – кивнул Девяткин. – А как вас зову? Далеко живете? Дед показал на противоположную сторону улицы.
– Вон мой дом, напротив. Зовут меня Илья Тимофеевич Седов.
Девяткин достал милицейское удостоверение, развернул его перед носом старика. Подождал, пока тот прочитает.
– Расскажите, что тут случилось?
Старухи приблизились к Девяткину, прислушались к разговору, но в беседу не вступили, признавая старшинство и авторитет единственного на всю деревню представителя мужского пола. Дед горестно покачал головой и выдал, все, что знал сначала и до конца. Пару дней назад к Попову приехал на машине какой-то мужик. Видный такой, в костюме и галстуке, с портфелем. Жил у Попова, ночевал на чердаке, но из дома показывался редко. Видимо, пьянствовали с Поповым беспробудно.
Девяткин попросил старика поподробнее перечислить приметы того мужика, что гостил у Попова. Старик не жаловался, ни на слабое зрение, ни на дырявую память. Описал гостя подробно, обстоятельно. По приметам выходило – Тимонин.
Сегодня в окошко Седов видел, как во второй половине дня к дому подъехала милицейская машина. Дед показал пальцем на остов «Москвича» – эта самая. Из машины вышли два чернявых мужика – и сразу в дом. Затем старик услышал что-то похожее на выстрелы.
– Вроде пистолет пукал, – сказал Седов. – Или автомат.
А потом из дома вышел тот самый мужик, который два дня гостил у Попова. Сел в машину и уехал в сторону свалки.
– А дом когда загорелся? – спросил Девяткин. – Может, этот мужик и поджег дом? Ну, который уехал.
– Не он, – отмахнулся дед. – Я же все своими глазами видел. Прошло время, из дома выбежал чернявый мужик. Вытащил из милицейской машины канистру. И с этой канистрой в дом. Потом выскакивает оттуда, а дом уже того… Уже огонь в окнах. Чернявый зажег машину, на которой приехал. И скрылся неизвестно куда. Словно черт его унес.
Старик выдержал длинную многозначительную паузу и подвел зловещий итого своим наблюдениям.
– Сгорел Константин Сергеевич Попов заживо. И Семен сгорел, сосед его через двор. Пьяницы чертовы.
– Так вы же сами сказали, что это был поджог, – удивился Девяткин выводам старика.
– Пили бы меньше, так и живы остались, – резонно возразил дед.
Старухи одобрительно закивали головами. Девяткин подошел к Бокову, внимательно слушавшему рассказ деда, велел вызвать по мобильному телефону пожарных и милицию. Затем вернулся к старику, ещё раз уточнил, куда поехал первый гость.
– Вон, к свалке, – снова показал старик. – Только там дорога скоро кончается. Туда не ездит никто почитай уже года два. Потому что нет там ни деревень, вообще ни хрена.
Девяткин не дослушал, он занял место за рулем, махнул рукой Бокову, чтобы садился в машину. Молодой помощник устроился на переднем сидение, спросил, куда теперь они отправляются.
– Сам толком не знаю, – сказал Девяткин.
– Поздно уже, солнце заходит, – возразил Боков.
«Жигули» тронулись с места, покатили тем же маршрутом, что поехал Тимонин. Когда выехали из села, по левую сторону дороги потянулся темный смешанный лес. По правую сторону торчали столбы с протянутыми между ними рядами колючей проволоки. За первой полосой ограждения виднелся неглубокий ров или канава, за канавой – вторая полоса колючки.
Кое – где на столбах попадались ржавые косые таблички. Желтая и черная краска на табличках местами облупилась, но слова ещё можно было где прочитать, где угадать: «Стой. Запретная зона», «Стой. Злые собаки», «Стой. Стреляют без предупреждения». Но людей, стреляющих без предупреждения, злых собак или другой живности не попадалось.
Когда от деревни отъехали километра три, заросшая травой дорога стала сужаться. На взгорке стояли новенькие синие «Жигули». Водительская дверь оказалась распахнутой. Девяткин выбрался наружу, осмотрел салон брошенных «Жигулей», сел за руль, обнаружив ключи в замке зажигания. Он попытался завести двигатель, но бензин оказался на нуле. Значит, дальше Тимонин потопал пешком. Конечно, если это был Тимонин, а не кто-то другой. Боков топтался на дороге и строил догадки.
– Может, сгорел давно Тимонин, а мы тут канитель разводим, – говорил он. – И вообще, у меня плохое предчувствие.
– Если бы ты полдня не провалялся в кровати с больным сердцем, мы бы его нашли, – разозлился Девяткин. – Садись в машину, умник. Плохие предчувствия – ещё одна твоя болезнь.
Они проехали ещё пару-тройку километров. Сначала по левую сторону кончились столбы, колючка, предостерегающие надписи. Вместо запретной зоны до самого горизонта потянулось ухабистое поле, поросшее молодыми деревцами. Через пятьсот метров кончилась и сама дорога. Девяткин выругался и остановил машину.
– Что будем делать? – спросил Боков.
– Будем делать то, зачем сюда приехали. Искать Тимонина.
– Уже стемнело. Дым повсюду. В такой темноте собственную задницу не найдешь. Ни то, что человека в лесу.
– Заночуем здесь, в машине. Утром продолжим поиски.
– Надо возвращаться, – упорствовал Боков. – Говорю, у меня плохое предчувствие. Я тут задохнусь от дыма.
– У тебя всегда плохое предчувствие. Возвращаться нельзя. Между прочим, тот сгоревший «Москвич», что стоял возле дома – милицейский.