Едва Тимонин перевел дух, как в палату вошла старшая сестра Сомова. Она поставила на тумбочку крупные садовые ромашки в двухлитровой банке с водой. Затем, ступая на цыпочках, удалилась и через пару минут вернулась со стаканом чая, домашним вареньем в блюдечке и тонко порезанным белым хлебом.
– Угощайтесь, пожалуйста, – сказала Сомова. – Главному врачу уже звонили из областной администрации. О вас спрашивали. И корреспондент из газеты звонил. Просил разрешения с вами встретиться. Но главный отказал. Поправится немного человек, а там посмотрим.
– Из газеты корреспондент? – захлопал ресницами Тимонин, страдавший жестокой аллергией на газетных корреспондентов.
– Заметку писать о вас будет. Но вы не волнуйтесь. Это потом, не сейчас.
Вот, дожил, о Тимонине уже из газеты спрашивают. Плохой знак. Видимо, полковник обзвонил, поднял на ноги все знакомое начальство. Возможно, именно он связался с редакцией. А может, подняли шум наверху, в Москве.
– У меня портфель был, – сказал Тимонин. – Не знаете, где он? И ещё штаны.
– Кажется, какой-то портфель в приемном покое стоял. И штаны там лежат. Вам вещи принести?
Всю дорогу от люберецкой свалки до дома Ирины Тимониной Казакевич думал о том, как поступить с азербайджанцами. После разговора с Валиевым он впал в уныние.
Ясно, в чем-то сам Казакевич допустил ошибку, промазал. Возможно, азербайджанцы не те люди, любители, на не профессионалы высокого класса, как их представил посредник Маковецкий. Традиционно азербайджанцы доставляли в Москву наркотики растительного происхождения, толкали дрянь мелким и крупным оптом, даже в розницу. Это их ниша криминального рынка.
А заказные убийства – это не по азербайджанской части. Казакевичу даже не доводилось слышать об азербайджанцах киллерах. Впрочем, национальность тут роли почти не играет. Загвоздка совсем в другом. Как поступает человек, который собрался убрать своего врага или друга?
Есть примитивный бытовой способ. Ты выходишь на улицу и договариваешься с каким-нибудь алкашом, тот соглашается завалить твоего противника, условно говоря, за двести рублей. Алкаш получает столькник аванса. Находит собутыльника и перепоручает мокрое дело ему, отстегивая полтинник предоплаты. Собутыльник пропивает деньги и идет в милицию. Заказчика сажают.
Кроме шуток, подобных случаев – со счета собьешься.
Казакевич богатый и умный человек, такие авантюры для него – абстрактный анекдот. Как поступают люди его положения? Через посредника или напрямую входят в контакт с бандитами, договариваются о цене, обговаривают дополнительные условия. Вот, собственно, и все. Дальше инициатива переходит в чужие руки. Бандиты сами находят подходящих людей, дают ориентировку, вооружают киллеров. Те выполняют заказ. Это обычная московская практика, гладкая, накатанная колея.
Но и этот апробированный вариант – палка о двух концах. В криминальных группировках есть ментовские стукачи. Если слух о заказе дойдет до них, Казакевич как организатор преступления получит нары и порцию баланды. Но если даже заказ будет выполнен аккуратно, а милиция ни о чем не пронюхает, фирма Казакевича запросто попадет на крючок бандитам. И тогда до скончания века он будут платить бандюкам за молчание. Отстегивать, отстегивать… Пока сам по миру не пойдет.
Для мокрых заказных дел безопаснее использовать так называемые гастрольные, плавающие бригады, о которых милиции толком ничего не известно. Приезжих с Украины, Чечни или Прибалтики. Выходить на связь с ними через посредника. В плавающих бригадах нет стукачей. Менты о гастролерах знают мало или вовсе ничего.
Собственно, Казакевич так и поступил. Все по уму. Но результат плачевный. Тимонин жив. Он ушел из-под самого носа азерботов. И теперь неизвестно где вынырнет. Жди неприятностей. Казакевич долго раздумывал: не отказаться ли ему от услуг азербайджанцев. Не найти ли через Маковецкого других исполнителей. Но и тут есть свои нюансы.
Во– первых, чтобы найти новых людей потребуется время, которого нет. Во-вторых, и так уж слишком много народа знает об операции. В-третьих, азера стараются. Казакевич своими глазами видел эти старания в квартире Яхонтовой на Чистых Прудах. В том, что Тимонин ещё жив, азербайджанцы не виноваты.
Подъезжая к дачному поселку, Казакевич все обдумал и принял решение. Бригадир и его команда остаются в игре. Теперь Валиева и Тимонина связывает нечто вроде кровной мести. Или как так у них, на Кавказе, называются такие отношения. Тем лучше, месть так месть. Значит, действовать бригадир будет не за страх, а за совесть.
Когда Казакевич вошел в дом, Ирина Павловна, одетая в облегающее черное платье на бретельках, бродила в каминном зале, голым плечом прижимая к уху трубку радиотелефона. Ирина извинилась перед собеседником, закруглила разговор и показала Казакевичу пальцем на кресло.
– Что-нибудь выпьешь? – спросила хозяйка.
Казакевич упал в кресло, оставив вопрос без ответа.
– Что нового? – спросил он. – Есть какие-то известия?
Ирина Павловна, казалась, готовая разрыдаться, отрицательно покачала головой, села на диван. Она опустила голову, сжала виски ладонями. Глубокий грудной голос дал трещинку.
– Господи, все шло так хорошо. И вдруг… Какая-то нелепость, в которую невозможно поверить. Я не знаю где сейчас Леня, не знаю, что с ним.
Казакевич расправил плечи, зевнул и положил ноги на журнальный столик. Он сунул в рот сигарету и, презрительно прищурившись, наблюдал за Тимониной.
– Я совершенно потеряла покой, сна лишилась, – продолжала Ирина Павловна. – Когда это все кончится?