Он подошел к окну и замер. Над городом спустились сумерки. Из окна Тимонину было видно, как на улице за забором зажглись уличные фонари. Их блеклый голубой свет заслоняли своими черными листьями разросшиеся у забора тополя.
Но и в этом бедном освещении Тимонин увидел, как через распахнутые ворота во двор въехала светлая пятидверная «Нива» с затемненными стеклами. Машина остановилась рядом с будкой электроподстанции, точно напротив больничных окон. Погасли фары и габаритные огни, но никто из «Нивы» не вышел. Казалось, из-за темных стекол за больничным корпусом, за освещенными окнами, за Тимониным наблюдают чужие враждебные глаза.
Тимонин испытал странное беспокойство.
– Мать твою, какой счет? – спросил полковник, заворочался во сне и, сделав многозначительную паузу, заявил. – Бензонасос, блин, перегрелся. Закройте клапан, вода переливается. Вижу дым. Ситуация под контролем.
Видимо, у пожарника поднялась температура. Тимонин подошел к противоположной стене и погасил свет, чтобы чужаки из «Нивы» не пялились в его окно. В мерцающем свете телевизора Тимонин прекрасно видел насекомых. Снова вернулся к окну, облюбовал сидевшую на стекле жирную муху, кротко размахнулся газетой. От мухи осталось грязно-серое вытянутое пятно.
Зажав в газету в кулаке, Тимонин стал медленно бродить по палате, высматривая мух на её светлых стенах, то и дело, взмахивая своим грозным оружием. Охота оказалась удачной. За четверть часа он намолотил два с лишним десятка мух. И, главное, принял важное для себя решение. Чтобы доставить себе удовольствие, он досмотрит до конца оба футбольных матча, которые передают подряд, один за другим. А затем уйдет из больницы.
Возможно, его поместили в больницу именно с этой целью: истребить здешних мух. Но теперь, когда задание выполнено, дальнейшее пребывание Тимонина в больничных стенах потеряло всякий смысл. Он порвал газету на квадратики, готовясь отправиться в туалет по большой нужде. Неожиданно заворочался полковник. Он приподнялся на локте, взглянул на Тимонина.
– Кто с кем играет? – спросил пожарник. – И какой счет?
Задав вопросы, он тут же отвернулся к стене и захрапел. Тимонин помотался по палате, от нечего делать застелил свою измятую постель. Отодвинул стул с формой пожарного за изголовье его кровати, чтобы не попадался на пути.
Прихватив с собой разорванную на квадратики газету, вышел в коридор, свернул в туалет и заперся в кабинке. Он долго сидел на унитазе, вертя головой, и разглядывал деревянные перегородки, над которыми долго работал какой-то художник из местных больных. Тимонину попалось много интересных эротических картинок и коротких слов из трех букв.
Байрам Фарзалиев кругом обошел больничный корпус. По периметру разрослись кусты шиповника и молодой сирени. На заднем дворе было темно. Единственная тусклая лампочка, укрепленная на макушке деревянного столба, освещала гараж с наглухо закрытыми воротами. Вдали у забора виднелось какая-то хозяйственная постройка, напоминающая то ли конюшню, то ли заброшенный публичный дом.
Сам больничный корпус с обратной стороны имел высокий пандус для въезда машин «скорой помощи», куда выходила дверь приемного отделения. Байрам поднялся на пандус, тихо подергал за ручку: дверь заперта изнутри. Стекло не закрашено. Можно разглядеть женщину в белом халате, сидящую за столом и листающую книжку, с засаленными, зачитанными чуть не до дыр страницами. Рядом на диване дремлет безусый юноша, то ли фельдшер, то ли санитар.
Байрам спрыгнул с пандуса, прошел вдоль здания. Под тусклой лампой, забранной ржавой решеткой, он наткнулся на дверь черного хода, обитую крашенным листовым железом. Дверь тоже заперта. Байрам прошагал до угла, вернулся к парадному входу, тому месту, с которого начал свой обход.
Он вошел внутрь освещенного помещения, огляделся по сторонам. Стойка, за которой сидел немолодой усатый мужик в камуфляжной форме, за спиной охранника дверь в служебную комнату. Прямо перед Байрамом крутящийся никелированный турникет. За ним площадка с коридорами на левую и правую сторону, лестничные марши, ведущие наверх и вниз, в подвал. Вот и вся обстановка.
К стене перед входной дверью прикрепили объявление, исполненное от руки красными печатными буквами: «Внимание. В связи с обострением эпидемиологической обстановки, в больнице карантин. Вход посетителей строго запрещен. Администрация». Рядом с объявлением висит красочный типографский плакат, извещающий то ли больных и то ли посетителей о том, что в городе проводится неделя хоровой и колокольной музыки.
Байрам дважды прочитал карантинное объявление, подошел к стойке, поставил на неё локти и дружелюбно взглянул на охранника.
– Моего друга к вам положили, – сказал Байрам. – На второй этаж, в травматологию. Хочу на минутку к нему зайти. У меня хорошая новость.
Охранник не удивился позднему появлению кавказца. В больницу в неурочный час приходило много людей, и все просили об одном: срочно повидать родственника или знакомого.
– Вон объявление, – сказал охранник. – У тебя за спиной. Если твоя новость хорошая, она и до завтра не прокиснет. Утром напишешь записку, передашь с сестрой.
– Я видел объявление, – улыбнулся Байрам. – Но мне только на минутку.
– Всем на минутку, – покачал головой мужик. – Но у нас карантин. В какой палате твой друг? Может, он не у нас.
– В четырнадцатой. Фамилия – Тимонин.
Охранник нацепил очки, перевернул страницу регистрационного журнала, провел пальцем по строчке.
– Тимонин, есть такой. Помещен в отдельную палату. Номер четырнадцать.