Удар из прошлого (Напролом) - Страница 71


К оглавлению

71

Рука ещё сжимала пистолет. Байрам изо всех сил старался поднять руку и сделать хоть один выстрел. Но рука сделалась слишком тяжелой, неподъемной. Пистолет выскользнул из ладони и грохнулся на пол. Байрам всхлипнул.

Девяткин обогнул стойку, прижался спиной к стене, сделал пару шагов вперед, до самой двери. Он выпустил из себя воздух, задрав ногу, с разворота сделал выпад. Каблук врезался в дверь.

Вывернутая ударом щеколда полетела под кровать. Девяткин дважды выстрелил в темноту. Первая пуля врезалась в стену, точно над головой Байрама, посыпав его каштановые волосы сухой штукатуркой. Вторая пуля пробила лобную кость над правой бровью и вышла из затылка.

Девяткин нащупал выключатель на стене, включил свет. На черном от крови матрасе лежал мертвый кавказец. Из-под койки торчали чьи-то ноги, обутые в высокие башмаки на шнуровке.

Глава семнадцатая

Пожарник Белобородько, усыпленный уколом амнапона, видел очередной короткий, но очень страшный сон, по второму и третьему разу переживал кошмары прошедшего дня.

Вертолет врезался в опору высоковольтной электролинии и стремительно падал вниз. На глазах Белобородько сорвавшийся со стоек ряд кресел припечатал к потолку вертолета Абрамова, старого приятеля Белобородько, капитана пожарной службы. Абрамов не был пристегнут ремнями безопасности. А если бы и пристегнулся, толку чуть…

От хорошего человека осталась красная клякса на потолке и какое-то странное месиво, бесформенный куль в военной куртке. Из рукавов торчали мясные обрубки, а место головы занимал голый оскальпированный череп без носа и глаз. Когда после падения вертолета Белобородько пришел в чувство, это месиво из костей и мяса, которое не могло быть живым человеком, лежало поверх искореженных кресел и кусков дюрали.

Как ни странно, кулек шевелился и даже издавал звуки, напоминающие писк подыхающей мыши. Фарш по фамилии Абрамов зачем-то полз к Белобородько, словно тот мог чем-то помочь. Пожарник застонал во сне, взмахнул рукой, стараясь освободиться от дикого видения.

Кровавый кулек исчез. Теперь Белобородько наблюдал со стороны самого себя.

Его тело висит на высоковольтных проводах. Позвоночный столб докрасна раскалился от тока. Электрические молнии пронзают мозг. И вылетают из глаз вместе с искрами. А внизу, под опорами электролинии, стоит жена Белобородько Олимпиада Кирилловна. Она посылает пожарнику, висящему на проводах, воздушные поцелуи. Мол, мысленно я с тобой. Терпи, родимый. «Сука ты, сука», – кричит в ответ жене Белобородько и выпускает изо рта электрическую молнию…

Пожарник тихо вскрикнул.

Бинты, которыми Белобородько замотали с ног до головы, вобрали в себя липкий пот, сделались насквозь влажными и горячими. Электрический кошмар с молниями и сукой женой, наблюдавшей агонию мужа, кончился. И пожарнику привиделся цветущий яблоневый сад. Он стоял среди деревьев, почему-то пахнувших не яблонями, а карболкой. Но и этот аромат казался Белобородько упоительно сладким. Из набежавшего на край неба крохотного облачка лился теплый майский дождь.

Пожарник втягивал в себя запах карболки, наблюдал, как над цветущими деревьями поднимается розовый круг солнца, и был счастлив. Только этот проклятый дождь портил всю идиллию весеннего утра. Жаркий и густой, как манная каша, дождь не приносил облегчения от жары. Белобородько задрал голову. С неба лился вовсе не дождь, а потоки крови. От кровавой влаги, пропитавшей воздух, дышалось тяжело. А солнце разгоралось все ярче, все яростнее. Вот и этот лирический сон постепенно превратился в какое-то извращение.

Захотелось проснуться. И желание незамедлительно осуществилось. Кто-то с силой пнул пожарника подметкой ботинка в зад.

Белобородько ещё не раскрыл глаз, только перевернулся с бока на спину и тут ощутил на груди неподъемную тяжесть. Будто на него навалили несколько мешков с картошкой, а сверху положили холодильник, набитый кирпичами. И ещё странное неудобство во рту, будто врач дантист запустил в глотку свою немытую пятерню и хочет вынимать руку назад. Медленно возвращаясь от наркотического сна к яви, Белобородько открыл глаза.

Лучше бы он этого не делал.

* * * *

В палате горел яркий свет. Над ним нависала темная человеческая тень. Другая тень уселась на грудь полковника. Человек так хорошо устроился, что не собирал слезать. Белобородько выразительно поморщился, дескать, выключи немедленно свет. И брысь с меня. Но его выразительную гримасу под бинтами все равно нельзя было разглядеть. Белобородько ещё воспринимал происходящее, как продолжение недосмотренного сновидения.

Пожарник дернул вниз закинутые за голову руки и тут понял, что не может пошевелить верхними конечностями. Запястья были накрепко примотаны клейкой лентой к верхней перекладине металлической кровати.

На его животе сидел незнакомый человек, средних лет грузный кавказец. Другой кавказец с забинтованной правой рукой склонился у изголовья кровати. Белобородько подумал, что перед ним врачи или санитары. И только сейчас проснулся окончательно.

Он снова дернул руками, хотел рявкнуть на этих идиотов командирским басом, обложить их матом. Что за цирк среди ночи? Но лишь проблеял что-то унизительное. Тонкое, козлиное. И чуть не захлебнулся собственной слюной. В рот спящего пожарника затолкали пару носков, видимо, выбрав самые вонючие, самые грязные. Подвязали носки на затылке веревкой, чтобы пожарник не вытолкал их изо рта языком.

Валиев нетерпеливо переминался с ноги на ногу, сжимал и разжимал кулак здоровой левой руки. Он дождался сладкой минуты возмездия. Нумердышев, усевшийся на живот пожарника, больно ударил его ладонью по забинтованному лицу. Мол, скорее просыпайся, чувак. Мы ведь по делу пришли.

71